Первые попытки создания богословской системы христианства

Климент был прекрасно образованным христианским писателем. Он тщательно изучал Священные книги – в его сочинениях встречаются многочисленные цитаты из них. Он хорошо знал своих предшественников – ранних христианских писателей, превосходно ориентировался в греческой философии и поэзии. Среди его сохранившихся сочинений – «Извлечения из Феодота», проповедь «Кто из богатых спасется», но важнейший труд Климента – трилогия, состоящая из «Протрептика, или Увещания к эллинам» («протрептики» писали Аристотель, Эпикур, Клеанф, чтобы расположить читателя к занятиям философией), «Педагога» и «Дидаскала». Но третья часть, написанная в виде собрания разрозненных мыслей, заметок, воспоминаний, получила затем название «Строматы», что значит «ковры» или «лоскуты».

В «Строматах», по словам Евсевия Кесарийского, Климент «не только рассыпает мысли из Писания, но берет и у эллинских писателей, если что покажется ему полезным; вспоминает мнения многих, развертывает вероучение и эллинов, и варваров; выправляет ложь ересиархов, приводит множество сведений, закладывая основу для разностороннего образования. Ко всему этому добавлены рассуждения философов, так что заглавие "Строматы" находится в полном соответствии с содержанием». Сам Климент писал о своих «Строматах», ставших самым знаменитым его сочинением, так: «Это воспоминания, собранные на старость, средство от забвения. Это простое начертание лучших мыслей, наполнявших достойные удивления, светлые, вдохновенные и живые речи мужей блаженных и достопамятных, которых я имел честь слушать. Из них один блистал в Греции, и именно в Ионии, другой цвел в Великой Греции. Один из них происходил из Келесирии, другой из Египта. А еще двое блистали на Востоке: один происходил из Ассирии, с другим же познакомился я в Палестине, и по рождению он был еврей. Встретил я его позже остальных, но по духовным силам он первенствовал. На нем-то успокоился я и остановился, поселившись в Египте и выследив, что он скрывается именно здесь. Был он поистине сицилийской пчелой. Собирая цветы с пророческого апостольского луга, напечатлевал он в душах слушателей некую мудрость – чистую и святую». Так писал Климент о своем учителе Пантене. «Они же, – продолжает Климент, – сохраняли истинное предание блаженного учения, которое приняли прямо от святых апостолов Петра, Иакова, Иоанна и Павла, как сын от отца… По Божию изволению, оно дошло и до нас, запав в душе семенами, которые завещали нам предшественники и апостолы».

Пафос Тертуллиана – в противопоставлении Иерусалима Афинам, богооткровенной христианской истины – суетным умствованиям языческих философов, в то время как Климент всячески подчеркивал, что и древние дохристианские мыслители были причастны истине, что и в их трудах присутствует Божественный Логос. Одной из причин этого Климент считал исторически сомнительное обстоятельство – знакомство античных философов с пророческими книгами, ибо Моисей древнее Платона, который черпал из сокровищницы Богооткровенных Писаний. По словам иеромонаха Илариона (Алфеева), ныне митрополита, основная идея трилогии Климента – «показать постепенное восхождение христианина к истинному "гнозису" (знанию) под руководством Логоса. Божественный Логос (Христос) выступает в первой части как "увещатель", обличающий язычество и призывающий обратиться к истинной вере, во второй – как "педагог" (букв. "детоводитель"), постепенно ведущий уверовавших во Христа к нравственному совершенству, в третьей – как "дидаскал" (учитель), открывающий "посвященным" тайны истинного гнозиса».

В учении о Логосе Климент преодолевает воззрения апологетов предшествовавшего столетия, в частности святого Иустина Философа или Феофила Антиохтийского, разделявших Логос эндиафетос (Слово, сущее в Боге) и Логос профорикос (Слово, открывшееся миру). У Климента Логос один и тот же, и Он тождествен Сыну Божию, о взаимоотношениях Которого с Отцом Климент писал в «Строматах» так: «Отец, поскольку Он Отец, не без Сына существует; отцовство Отца предполагает, что у Него есть Сын, единственно истинный Учитель, открывающий нам Отца». Необходимость бытия Сына уже потому, что есть Отец, подразумевает идею о превечном бытии Сына. И все же в учении Климента содержится столь характерный для богословия его эпохи субординационизм. Он обнаруживается в его рассуждениях о том, что Бог Отец не может быть предметом познания, поскольку Он абсолютно трансцендентен, или, как излагает богословие Климента В.В. Болотов, «существенное средство науки заключается в возможности выводить одно понятие из другого, а Бог есть Единое Первое; по отношению к Нему нет первой посылки; следовательно, и познать Его невозможно. Сын, как Софиа полипоикилис, Своим ипостасным существованием выясняя для человека свойства Божии, является необходимым посредником, приводящим мир к познанию Бога».

Христология Климента содержала в себе легкий налет докетизма. Он не ставил под вопрос действительность вочеловечения Сына Божия, но человеческую природу Христа представлял принципиально отличной от той, которая принадлежит остальному человеческому роду. Для него отличие Христа по человечеству от остального человечества не сводилось к одной только непричастности греху. Климент считал нелепым само предположение, что Господь имел такие же телесные потребности, как обыкновенные люди. «Спаситель, правда, ел, но ел не для поддержания Своего существования, не для Своего тела, которое было поддерживаемо в своем существовании Божественною силою, а чтобы не подать повода думать, что Он – призрак, потому что на самом деле явились люди, которые воображали, что Он открылся только видимым образом».