Социальная эффективность университетского образования в современном обществе
В категориях: Политика, экономика, технология

Л.М. Руткевич
Для понимания различий в заработке между выпускниками вузов и теми, кто в них не учился, следовало бы обратиться скорее к социологии.
Высшее образование сегодня является массовым, почти все имеющие сносное среднее образование поступают в университеты. Западное общество является «обществом двух третей»: к низшим слоям относятся прежде всего дети иммигрантов, расовых меньшинств, всякого рода маргиналов. Именно они чаще всего проваливаются еще на уровне начальной школы.
Я возьму в качестве примера ситуацию во Франции и процитирую французского философа, Люка Ферри, который побывал в должности министра образования этой страны: «Действительно, цифры, опубликованные Министерством образования, вызывают беспокойство: если коротко, из них следует, что при поступлении в коллеж (т.е. в 6й класс) около 10% учащихся не обладают навыками чтения и письма. Более того, кроме этих 10%, еще 35% едва или с трудом владеют ими: т.е. они умеют читать и писать, но это занятие для них столь затруднительно, что они не вполне постигают смысл предложенных текстов. То есть им фактически недоступна письменная культура»1. Хотя часть этих детей в дальнейшем овладевает этими навыками, в большинстве своем они не могут освоить сколько-нибудь сложные профессии. Как и в условиях капитализма XIX в., они выходят на рынок, продавая свою рабочую силу, тогда как получившие образование и серьезную профессиональную подготовку, предлагают свой труд. К этим низкоквалифицированным работникам доныне применимы слова Адама Фергюсона: «Есть много умений, для обладания которыми не требуется вовсе никаких способностей; лучше всего они удаются при полном подавлении чувств и разума... Размышление и фантазия могут привести к заблуждению; навык же двигать рукой или ногой не зависит ни от того, ни от другого. Соответственно, наибольшего процветания производители достигают там, где производство требует минимального участия ума и где не требуется большого воображения, чтобы представить мастерскую в виде машины, а людей — в виде ее частей»2.
Мы живем в мире специалистов, но специализация совсем не обязательно предполагает механизацию человеческой деятельности. X. Арендт тонко разграничивает понятия специализации и разделения труда. «Специализация в процессах создания ориентируется по существу на создаваемый предмет, для изготовления которого требуется более чем одно умение, так что дело тут всегда идет об объединении и организации определенных профессий, могущих быть совершенно разными, но слаженных друг с другом и кооперирующих между собой. Разделение труда, наоборот, покоится на том, что каждая из раздельных работ качественно равнозначна и потому ни для какой из них особых умений не требуется: сама по себе ни одна из этих раздельных работ ничего не производит, каждая соответствует лишь кванту рабочей силы, вместе с другими квантами образующей общую сумму»3. Каждому ремеслу нужно довольно долго учиться, для выполнения же стереотипных операций такая учеба не нужна.
Всем тем, кто способен выучиться сложной профессии, предстоит набираться знаний после школы. Естественно, они будут получать (в среднем) более высокую зарплату. Между ними существует конкуренция, равно как есть конкуренция между университетами, колледжами, бизнес-школами и т.п. учреждениями. Едва умеющие читать для них не конкуренты. Элиты воспроизводят себя в престижных университетах, пополняющие средний класс специалисты учатся в массовых университетах, а потом занимают места с более высокой оплатой труда, чем остающиеся внизу выходцы из низших слоев. Разумеется, в условиях демократии элиты обновляются («свежая кровь»), некоторому числу талантливых и энергичных удается проделать «путь наверх». Но социальная структура остается прежней.
Любопытно, что в СССР к 1970м годам сложилась сходная система — высшее образование получали дети и внуки тех, кто пробился наверх и получил диплом в 1930 — 50е гг. Речи о «демократизации высшего образования» произносят чаще всего не представители малограмотных низов (скажем, профсоюзные лидеры), а недовольные представители среднего класса, сетующие на то, что места в престижных университетах чуть ли не по наследству получают дети из upper middle class и элиты.
Об экономической эффективности системы высшего образования говорится и в совсем другом смысле: при бюджетном финансировании деньги налогоплательщиков могут тратиться более или менее рационально. Общество нуждается в подготовленных учителях, инженерах, агрономах, офицерах, чиновниках и т.д. Можно запланировать примерное число бюджетных мест для студентов по разным профессиям и контролировать работу вузов, выпускающих будущих специалистов. Эта система нам хорошо знакома, она неплохо работала в период индустриализации и вообще рациональна в условиях, когда высшее образование еще не является массовым. Принудительная система распределения выпускников вузов является неизбежным следствием такой плановой системы. Уже это делает ее малопригодной для современного общества с рыночной экономикой. Как распределять инженеров или программистов по фирмам и корпорациям? Она практически неприменима и потому, что высшее образование сделалось массовым.
Разумеется, государство должно внимательно следить за расходованием бюджетных средств — они не должны разворовываться, тратиться впустую на псевдообразование. В сегодняшней России, к сожалению, те не слишком значительные средства, которые тратятся на высшее образование — и разворовываются, и «размазываются» ровным слоем по 3500 вузам и филиалам, причем половина этих вузов (и три четверти филиалов) не дают почти никаких знаний студентам, зато выдают «диплом государственного образца» и дают отсрочку от армейской службы. Необходимость государственного контроля, однако, совсем не означает того, что государство «знает», в каком количестве обществу нужны архитекторы, врачи или физики-теоретики. Некоторые его ведомства могут указывать на примерное число мест (врачи, учителя, чиновники, офицеры армии или полиции), но государство не в состоянии определить нужду общества в специалистах самого разного профиля. Не только в России, но и во всех европейских странах около половины выпускников вузов никогда не работали и не будут работать по полученной специальности. Эффективность в этом смысле сводится тогда к контролю за качеством образования в государственных и частных вузах.
Естественно, об экономической эффективности высшего образования можно говорить в связи с научными исследованиями и разработками, участием студентов и аспирантов в работе лабораторий. Возникающие вокруг некоторых американских университетов сети небольших фирм весьма продуктивны, но речь в таком случае идет об эффективности не образования как такового, а научного поиска и его технологических применений.
Философские науки — 3/2011
Добавьте свой комментарий