reveal@mirvboge.ru

Приемное родительство – новый продукт социального творчество новой России

В категориях: Движение все – но цель еще лучше

Анна Белокрыльцева

 

Пограничники и нарушители границ

 

Те, кто нарушает границы привычного, всегда обращает на себя внимание, и первая реакция окружающих, еще до того как придет понимание, хорошо или плохо это необычное, — осуждение нарушителей границ как покушающихся на сложившийся миропорядок. Таким образом, члены сообщества действуют как пограничники, то есть стоят на страже границ нормы.

Сдвиг в общественном сознании происходит так: сначала появляется человек, который видит проблему в том, что все окружающие считают нормальным. И этот «нарушитель» начинает публичное наступление на прежнюю социальную норму, доказывая, что для ребенка ненормально жить в детском доме, ненормально, что ребенок-инвалид не может учиться вместе со своими сверстниками, ненормально, что человек на коляске не может без посторонней помощи пойти в театр, в кафе, в парикмахерскую, ненормально, что дети умирают от излечимых в принципе заболеваний, если у их родителей нет денег на операцию.

Постепенно эта точка зрения, подкрепленная мнениями экспертов, приобретает сторонников, а когда ее разделяет более 15 % населения, можно говорить о том, что в обществе формируется новая норма. Конечно, здесь имеет значение, кто именно говорит о проблеме, насколько авторитетны носители новых норм, насколько активно продвигают эту тему в СМИ.

«Пассионариям» при этом приходится очень непросто, ведь им надо преодолевать сложившиеся стереотипы, разрушать эти «кирпичики сознания» массового человека. Не могу вспомнить ни одного позитивного мифа, касающегося социальной сферы. Все они — со знаком «минус»: благотворительные фонды создают, чтобы «отмывать деньги» или «для имиджа»; детям с тяжелыми формами инвалидности лучше оставаться в интернатах, на попечении государства; инвалид с детства — иждивенец, который не может принести никакой пользы обществу; ребенок из детского дома — «генетически неполноценный» и никогда не сможет жить нормальной жизнью и т. д.

Дополнительные сложности создает тот факт, что практически все социальные инновации и технологии, которые теперь стали частью нашей жизни, пришли к нам с Запада, о чем говорят их «нерусские», явно переводные названия: фостерные (приемные) семьи, хосписная помощь, раннее вмешательство, инклюзивное образование, поддерживаемое проживание, кризисные центры, иппотерапия, арттерапия, детские деревни, фонды местного сообщества и т. д. Лишь такие явления, как благотворительность (полный синоним слова «филантропия») и добровольчество, в принципе опознаются как выросшие на нашей почве, но основательно забытые за годы советской власти. Хотя сегодня слово «доброволец» (аналог — пришедшее с Запада слово «волонтер») имеет более узкое значение, чем раньше: достаточно вспомнить добровольцев, которые уходили на войну.

Внедрению всех этих инноваций в нашу жизнь мы обязаны российским некоммерческим организациям (НКО), лидеры которых в свое время освоили их и адаптировали к российским реалиям, на деле доказав их более высокую эффективность по сравнению с существовавшими. Все связанные с внедрением и отладкой новой социальной технологии риски НКО брали на себя и в итоге этой огромной работы предоставляли всем желающим, в том числе госструктурам, готовую методику, которую можно было тиражировать. Что, кстати, через какое-то время обычно и происходит: опыт этих «первопроходцев» используется социальными службами, а программы и проекты, которые на свой страх и риск в свое время начинали НКО, становятся элементом государственной социальной политики. А сами НКО при этом вынуждены оправдываться в том, что, даже если и получали на это зарубежные гранты, не «шакалят у посольств», не подкладывают «шпионские камни» и вообще не являются иностранными агентами.

Приемное родительство

Становление новых позитивных социальных норм идет довольно активно, и одна из них — прием в семьи детей, оставшихся без попечения родителей. Сейчас быть приемным родителем — уже почти социальная норма, правда, пока еще ее верхняя граница. Но если сравнить с ситуацией 15- и даже 10-летней давности, разница колоссальная. Тогда приемные родители «прятались» за тайну усыновления еще и потому, что опасались — и небезосновательно — негативной реакции окружающих. Немногие мамы и папы решались открыто говорить о том, что они приемные родители, а уж если они взяли несколько детей, их считали либо не вполне нормальными, либо героями, подвижниками, повторить чей подвиг обычный человек не способен.

В целом же в начале 2000-х годов существование «государственных детей» и всей системы сиротских учреждений считалось обычным делом: а что делать, если родители им попались «плохие»? Из всех форм семейного устройства в России тогда были представлены: усыновление (когда ребенок, попав в семью, получает все права кровного), опека и мало отличающееся от нее попечительство. Специально никто сирот устраивать в семьи не пытался, и обращались в органы опеки и попечительства в основном бездетные пары или супруги, потерявшие своего ребенка (а еще граждане зарубежных стран, которые не боялись брать детей с тяжелыми множественными патологиями и которым теперь, после принятия «антисиротского закона», это сделать практически невозможно).

Что касается воспитанников детских домов, то сиротами их можно назвать только условно, ведь у 90 % родители живы, но лишены родительских прав — в нашем обществе множество мифов, которые, конечно, очень затрудняют семейное устройство. Самые распространенные можно выразить поговорками: «Яблоко от яблони недалеко падает» (ребенок «плохих» родителей не может вырасти нормальным человеком, наследственность не исправишь) и «Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит» (никакой благодарности и поддержки в старости от приемного ребенка не дождешься, вырастет — и уйдет не оглянувшись, или того хуже — обворует). Так и росли детдомовские дети — поколение за поколением — без привязанностей, на всем готовом, не представляющие, что такое семья и как устроен мир за воротами казенного учреждения. А потом их отправляли в самостоятельную жизнь, и никого по большому счету их судьба не волновала. Только с горечью говорили о сиротских династиях, когда выросшая в детдоме девушка, родив ребенка, сдавала его на попечение государства.

Между тем на Западе давно доказали, что семья — лучшее место для роста и развития ребенка, а воспитание его в казенном учреждении расценивалось как пребывание в заключении, после которого необходима длительная реабилитация. В России тоже были сторонники этой точки зрения — психологи и специалисты по семейному устройству, прежде всего в московском детском доме № 19, который в 1994 году начал работу по патронатному воспитанию. Коренное отличие патронатного воспитания от привычного усыновления в том, что это разновидность так называемой профессиональной приемной семьи, где родители проходят специальную подготовку, имеют возможность консультироваться со специалистами, получают за свою работу зарплату и не скрывают от детей и окружающих, что они приемные. И оказалось, что при соответствующей подготовке детей и родителей в семью можно устроить самых сложных детей, детей с нарушениями развития и с инвалидностью. Приемная семья стала для этих детей социальным лифтом, который поднял их «на другой этаж» жизни, где есть качественное образование, близкие люди и понимание того, что такое семья и как жить в этом мире. В приемной семье дети буквально расцветали: набирали рост и вес, делали огромный скачок в интеллектуальном и эмоциональном развитии. Об этом надо было рассказывать, и сотрудники этого детского дома выпускали книги и пособия, делились опытом своей работы со специалистами из многих регионов России.

Казалось бы, очевидно: этот опыт надо распространять и создавать систему семейного устройства на государственном уровне. Но потребовалось больше 10 лет на то, чтобы преодолеть инерцию системы и инерцию мышления. Когда в 2006 году в радиопрограмме «Адреса милосердия» в прямом эфире «Маяка» заходил разговор о семейном устройстве, в студию постоянно звонили возмущенные радиослушатели, которые утверждали, что «в детских домах нет ничего плохого», а того директора детского дома, который стремится устроить детей в семьи, «надо выгнать с работы».

Ситуация осложнялась сопротивлением процессу семейного устройства сотрудников детских сиротских учреждений на местах. Ведь это тысячи учреждений во всех регионах страны, сотни тысяч работников, причем для некоторых сельских поселений детский дом или интернат часто был своего рода «градообразующим предприятием», дающим занятость населению и небольшую, но гарантированную зарплату. Чтобы снять остроту этой проблемы, потребовались специальные программы по переподготовке сотрудников в специалистов по семейному устройству и по реформированию детских домов в центры семейного устройства.

Параллельно в СМИ шла широкая информационная кампания, направленная на изменение общественного сознания. Появилось много телевизионных роликов по семейному устройству, в том числе созданных при участии НКО. Одна из самых масштабных кампаний — «Найди меня, мама», которую с 2007 года проводит Агентство социальной информации и АНО «Студио-Диалог»[3].

Потребовались целенаправленные усилия многих организаций, в том числе НКО, специалистов, а также меры государственной поддержки, чтобы переломить ситуацию. Рывок в семейном устройстве в России произошел в 2007 году, когда было значительно увеличено пособие для приемных родителей, расширены формы семейного устройства и начата перестройка государственной системы сиротских учреждений и органов опеки. Этот факт сразу же отразился на статистике: число устроенных в семьи детей в 2007 году составило почти 125 тыс. (рекордный для нашей страны показатель) и впервые превысило ежегодный приток детей в детские учреждения. С сентября 2012 года была введена система обязательной подготовки кандидатов в приемные родители.

Очень обострило восприятие темы сиротства и семейного устройства введение в конце 2012 года запрета на усыновление российских детей в Америку (теперь речь идет и о других странах), принятого в пику «закону Магнитского». Этот шаг власти расколол общество, поднялась волна протеста против «людоедского закона», люди вышли на митинги, но в то же время оказалось, что довольно многие россияне этот запрет поддерживают. Чтобы успокоить общественность и стимулировать устройство детей в семьи россиян, в 2013 году был принят закон, который предусматривает упрощение процедуры семейного устройства и сбора документов для потенциальных приемных родителей. Еще раз увеличились выплаты приемным родителям и пособия на ребенка, особенно на детей с инвалидностью.

Стали искать варианты решения «квартирного вопроса» для приемных семей. Один из таких вариантов предложил благотворительный фонд «Ключ»[4], по инициативе которого были построены четыре коттеджных поселка для приемных семей, получивших в безвозмездное пользование благоустроенные дома — своего рода разновидность служебного жилья. Подобные модели поддержки приемных семей стали использовать в разных регионах страны.

В процессе развития семейного устройства и становления новой нормы (быть приемным родителем — нормальное ответственное поведение, эти люди выполняют важную миссию и достойны уважения окружающих) ведущую роль все же играет государство, а гражданские активисты, специалисты, НКО выступают инициаторами и «катализаторами» изменений, обеспечивают методическими материалами, консультируют, поддерживают приемные семьи, обучают специалистов и будущих приемных родителей и вообще обращают внимание на те проблемы, до которых «не дотягивается» неповоротливое государство.

 

[3] http://www.nashi-deti.ru/Video/

[4] http://fondkluch.ru/

 

«Отечественные записки» 2014, №2(59)

Добавьте свой комментарий

Подтвердите, что Вы не бот — выберите человечка с поднятой рукой: