Российский портрет: на лицо они ужасные, добрые внутри
В категориях: Политика, экономика, технология

Неулыбчивый мечтатель
Наталья Веденеева
Интервью с директором института социологии — академиком РАН Михаилом ГОРШКОВЫМ.
— Вас не интересовал вопрос: почему мы мало улыбаемся по сравнению с иностранцами?
— Вспомните, где вы обычно за границей видите улыбающихся людей? Скорее всего, это милые, словно из сказки, небольшие городки Франции, Швейцарии или Германии, где и самим улыбаться хочется. А когда попадаете снова в нашу действительность, не отличающуюся такой ухоженностью, настроение само собой «приземляется».
Но, с другой стороны, постоянная улыбка на лице — вовсе не репрезентативный, как бы выразился социолог, признак счастливого человека. Причем об этом вам и медицинский психолог скажет. Я даже думаю, что, исходя из ментальных черт нашего народа, известную поговорку «по одежке встречают, по уму провожают» можно представить еще и так: «по улыбке встречают, по искренности и душевности провожают».
— Почему мы такие в основе своей духовные и сочувствующие, но не можем создать приветливую среду вокруг себя?
— Да, своего рода социальная неряшливость, равнодушие к среде социального и природного обитания свойственны нашему человеку. Он не уберет лишний раз свой участок, но зато радушно встретит вас дома, накроет стол, выложив на него последнее, чего, кстати, может не сделать самый трудолюбивый немец.
— В чем тут логика?
— Это логика больших жизненных пространств нашей страны, исторически накопленной инерции и, конечно, логика нашей ментальности. Каждый народ отличается своими особенностями. Представьте, если бы все на планете в одночасье стали одинаковыми? Мир перестал бы развиваться.
— Видимо, у нас есть какой-то ген мрачности.
— Назовите это так, если хотите. Но, на мой взгляд, это прежде всего ген социального наследования, преемственности поколений, объясняющий воспроизводство основных ценностей в каждом последующем поколении. Помните, как в начале 90-х некие младореформаторы, в том числе и ныне широко известные политики, провозгласили: ну вот теперь мы начнем формировать новое поколение россиян с чистого листа. Разве подобное возможно?
— Думаю, нет.
— Вот и тогда так многие думали, а все-таки «скушали» безграмотный призыв.
— Почему мы всегда готовы все «скушать»? Нет в нас какой-то правильной реактивности: видим несуразность, бестолковость, несправедливость и все равно остаемся сидеть в теплом кресле?
— По сравнению с советскими годами наше общественное поведение заметно изменилось, причем, полагаю, в лучшую сторону. Жизненная позиция, гражданская активность воспитывается не годами, а десятилетиями. Политическую культуру нельзя привить, как медицинскую прививку. Есть объективные закономерности развития, действующие не только на биологическом, но и на социальном уровне нашей жизни. Согласно им мы год от года — постепенно, но последовательно — все-таки становимся более образованными, разборчивыми, целеустремленными. Пассивность меняется на умеренную активность и далее по нарастающей. Особенно это становится видно, когда затрагиваются коренные интересы населения: образ жизни, свобода волеизъявления, безопасность и так далее.
— Вы говорили о том, что пока мы не ушли полностью от прежнего общественно-политического строя. Но вот вопрос: к чему же наш народ больше тяготеет — к социалистическому или более индивидуалистическому укладу?
— В процессе наших многолетних исследований мы зафиксировали весьма примечательную тенденцию: массовое сознание россиян уходит от привычки мыслить доктринально. Что это означает? А то, что людям порядком надоело мыслить и выбирать в парадигмах: социализм, капитализм, консерватизм, либерализм... Вот кто такой сегодня либерал? Владимир Жириновский ответит на этот вопрос по-своему, я по-своему, а вы по-своему.
— Но тем не менее политико-экономический курс страны надо оформлять, внести ясность — каким путем мы идем, к каким идеалам стремимся?
— Вы прижали меня к стенке, хотя я не очень хотел говорить на тему политического выбора граждан. Но все же приведу пример, как мы выявляем политико-экономические позиции людей. Где-то раз в полгода мы предлагаем респондентам выбрать наиболее подходящую, по их мнению, модель экономики среди взаимоисключающих моделей: сугубо рыночной экономики, соответствующей капитализму, и экономики плановой, социалистической. Так вот за 20 лет люди стали гораздо умнее, и большинство голосует теперь за синтез: за то, чтобы взять в будущую жизнь лучший опыт, накопленный практикой социализма и практикой капитализма. Об этом, кстати, еще в советское время академик Андрей Сахаров говорил, убеждая народных заседателей в Кремле, что самый эффективный путь развития — это конвергенция, сочетание лучшего из одной модели с лучшим из другой, что в целом отвечает интересам развития человечества.
— В мире есть страны, которые идут по такому пути?
— По крайней мере, есть те, кто стремится к этому. Например, шведская социал-демократическая модель. Правда, взяв за основу социальную политику социалистического образца, здесь немного переборщили с щедрыми пособиями безработным. Многие из этих пособий вышли на уровень такой зарплаты, которой хватает, чтобы вырастить «шведских лентяев», не желающих работать. В итоге это, безусловно, ослабило экономические рычаги и стимулы развития шведского общества, приток работоспособной силы. Вообще-то говоря, возникает коллизия — как избавиться от необязательной поддержки тех, кто может включиться в трудовой процесс, и при этом сохранить помощь тем, кто на самом деле в ней нуждается?
— А что вы скажете насчет Китая?
— С точки зрения конвергенции в Китае ее реализовали не только на социально-экономическом, но и на идеологическом уровне. У них сохранилось уважение и даже почитание старых вождей. Например, повсюду можно увидеть портреты Мао Цзэдуна, до сих пор продолжают издаваться его труды наравне с трудами последующих и нынешнего президента Си Цзиньпиня. Китайцы выстроили новую экономику, не поломав радикально духовно-идеологического каркаса общества. Отсюда так удивляющий многих феномен китайского коммуниста-миллионера. Он имеет солидную прибыль, но направляет ее значительную часть на благие общественные цели.
— Вот вы говорите, что россияне — мрачные, а вы знаете, что 90% из нас — неисправимые мечтатели, — вспомнил к концу нашей беседы еще один интересный факт о наших согражданах Михаил Горшков. — При этом большинство из них убеждено, что мечтать обязательно нужно, без мечты неинтересно, многие хотят превратить ее в реальность. И повседневное настроение у 60 процентов россиян — ровное, спокойное. Скажем, нет у нашего человека сетки на окне — он начинает отмахиваться от надоедливой мухи, вместо того чтобы взять и прихлопнуть ее или натянуть наконец на окно сетку. Но он терпит, долго терпит и решается на конкретные шаги, только когда насекомое залезет в тарелку. Что это: лень, чрезмерное спокойствие? А может, нам просто до последнего жаль мушку? В любом случае мы такие, какие есть, и в этом наша самоценность, не до конца разгаданная душа.
"Московский комсомолец" №26652 от 17 октября 2014
Добавьте свой комментарий