Общество в поисках Добра или гуманной модернизации?

Опубликовано 04.07.2017

В категориях: Аналитика и комментарии,Социология, культурология, история

Гуманизация модернизации - значит общественная безопасность и гибкость нового общественного уклада.

С. А. Кравченко

Современная модернизация несет в себе не только прелести все новых материальных благ, но и растущую цену за их достижение. Помимо нарастания общей сложности обязательных процедур, накладываемых на всех потребителей и пользователей в целом, разные группы населения по-разному могут вписываться в новые модели социальных взаимоотношений и технологические алгоритмы. Общество может сталкиваться с «отложенными» опасностями в виде разного рода чрезвычайных ситуаций. Здесь необходим реализм, взвешенный учёт возможностей: можно прогнозировать, что разные социальные группы россиян, объективно живущие в различных темпомирах, не смогут одновременно и быстро адаптироваться к требованиям современно понимаемых самоорганизации и управления. Но эти люди не должны стать «отбросами» модернизации, воспроизводя модернизационную маргинальность или девиантную самоорганизацию.

В современной модернизации акцент сделан на интеллектуализме и прагматизме: «Вместо сумбурных действий, продиктованных ностальгией и предрассудками, будем проводить умную внешнюю и внутреннюю политику, подчинённую сугубо прагматичным целям». Однако, в нашем понимании, прагматизм – это не столько традиционно понимаемая полезность, сколько учёт объективных реалий сложного социума, возникших новых социальных уязвимостей с ориентацией на гуманистические пути и средства решения проблем.

Американский социолог Ч. Перроу метафорически назвал новые уязвимости «нормальными авариями», под которыми им понимаются несчастные случаи и катастрофы, вызванные не грубыми просчётами человека, а его повседневным взаимодействием со сложными техническими системами, периодически дающими «естественные» сбои: «серьёзные инциденты неизбежны даже при наилучшем менеджменте и полном внимании к безопасности». Суть сложности ещё и в том, что аварии и катастрофы могут произойти в виде «вдруг-событий» (Ж. Деррида), а могут и вовсе не произойти. Можно «зря» потратить огромные людские и материальные ресурсы на предотвращение или хотя бы минимизацию новых уязвимостей, в то время как отнюдь не преодолены традиционные уязвимости в виде весьма актуальных проблем увеличивающегося социального неравенства, бедности, девиации, преступности и т. д.

В новой книге «Следующая катастрофа: наши уязвимости в контексте природных, промышленных и террористических бедствий» Ч. Перроу показывает, что социальная уязвимость продолжает усложняться; в частности, он утверждает, что «концентрация опасных материалов, населения и экономической мощи в нашей критической инфраструктуре делает нас более уязвимыми для природных, промышленных/технологических бедствий и террористических атак» [23, с. VII].

Подчеркнём, социолог ведёт речь о потенциально возможной «системной катастрофе», а не об авариях, вызванных индивидуальной человеческой ошибкой: «Теория нормальной аварии исходит из того, – утверждает Перроу, – что, если бы мы имели системы с катастрофическим потенциалом, которые могли бы дать сбой в силу их сложности и плотной связности друг с другом, при том, что каждый индивид выполнял свои роли настолько безопасно, насколько это вообще доступно человеку, то от таких систем следовало бы отказаться. Катастрофы стали бы реже, если не неизбежны, нам не следует рисковать» [23, с. XXII].

По нашему мнению, эффект «нормальной аварии» следует распространить не только на научно-технологическую, но и на экономическую и политическую сферы, а также на инновационные процессы медицинского обслуживания, градостроительства, на новые информационные технологии, туризм, моду, диеты, имея в виду возможные отложенные опасности для человека. При этом в контексте гуманистически ориентированной модернизации к «нормальным авариям» необходимо относиться не как к неизбежной данности опасностей, а надо осуществлять планомерный мониторинг усложняющихся институциональных систем на предмет выявления прежде всего их дегуманизирующего влияния на человека с целью нейтрализации или, по крайней мере, минимизации негативных последствий для людей.

Известный британский социолог З. Бауман в новой книге, озаглавленной «Побочный ущерб», утверждает, что если не так давно «побочные потери» относились лишь к военной сфере, то ныне в условиях «текучей современности», из-за её структурно-функциональной сложности, они пришли в повседневную социальную жизнь. Социолог такой «побочный ущерб», в частности, усматривает в «экзистенциальной небезопасности, сопутствующей жизни в мире “текучего модерна”». Данный тип опасности возникает и особенно ощущается в современном большом городе, предполагающем амбивалентный симбиоз миксофилии (стремления к увеличивающемуся многообразию жизнедеятельности) и миксофобии (страха перед увеличивающимся многообразием стилей жизни и опасностей). Естественно, люди стремятся противодействовать новым типам возникших опасностей, что выражается в инновационных, постоянно обновляемых технических средствах сокрытия / раскрытия секретов. Однако здесь мы сталкиваемся и с новым «побочным ущербом» в виде разрушения приватности и интимности: «Современный кризис приватности, – заявляет З. Бауман, – сложно связан с ослаблением и закатом буквально всех межчеловеческих уз».

Мы полагаем, что одним из «побочных ущербов» грядущей модернизации в России является потенциальная возможность производства новых маргинальных групп и новых опасных классов в контексте увеличения роли фактора скорости социальных изменений. Речь идёт о людях, которые в силу своих физических, психических и интеллектуальных способностей не сумеют вообще адаптироваться к скорости модернизации, к усложняющейся социокультурной динамике, потенциально предрасположенных к образованию групп не временно безработных, а тех, кто в принципе не может освоить технологические инновации скоростного толка. Кроме того, могут дать о себе знать диспропорции между динамикой разума, быстро приспосабливающейся к увеличению скорости изменений, и динамикой коллективного бессознательного, ментальности, которые, как известно, весьма инертны. Это может стать латентной причиной стрессов и у вполне здоровых людей.

Отсюда следует, что если не очеловечить скорость изменений, имея в виду не только прагматические, но и гуманистические цели преобразований, то возрастают уязвимости для человеческого капитала в виде больших и малых катастроф, а также социальных напряжённостей, страхов и тревог, которые дают о себе знать уже сегодня. Поэтому в программе модернизации России, по нашему мнению, должны быть учтены не только новейшие скоростные технологии, но и достаточно традиционные, хотя, конечно, модернизированные технологии, позволяющие найти своё социальное место практически каждому россиянину, желающему работать, включая, разумеется, и разные категории инвалидов, людей, имеющих индивидуальные проблемы с ускоряющейся общественной динамикой.

Возрастает гуманистическая значимость фактора социальной ответственности: ныне всё чаще представителям многих профессий – политикам, дипломатам, энергетикам, химикам, биологам, медикам и др. – необходимо предпринимать действия, которые сулят прорывы к инновациям, несут очевидные блага в первом приближении, но они же, если выйдут за допустимый порог саморегуляции той или иной сложной системы, могут привести к потере управляемости инновационными процессами и катастрофическим социальным последствиям. Достаточно вспомнить политические решения по освоению инновационных технологий, осуществлявшихся во имя престижа Отечества, которые принимались без учёта взаимозависимости сложных систем, включая отношения общества и природной среды. Они проявили себя лишь через десятилетия: это увольнения людей с предприятий, которые по тем или иным причинам перестали функционировать, – таких у нас более 1 млн человек; это и напряжённые социальные ситуации в моногородах, которых в России несколько сотен, и в них живут более 16 млн человек.

Если эта тенденция – отложенных ненамеренных последствий – справедлива для реалий общества пятидесятилетней давности, то она тем более актуальна сегодня, когда содержание уязвимостей и побочных ущербов становится существенно более сложным. Названные и другие уязвимости, конечно, должны быть учтены в процессе осуществления модернизации. Но главное – принять во внимание последствия технических и научных инноваций, амбивалентных по своей природе. Они несут не только блага, на которые изначально ориентированы, но и новые проблемы, а то и беды, являющиеся, как правило, ненамеренным, сопутствующим результатом.

На наш взгляд, проблема новых уязвимостей и побочных ущербов инновационного развития человечества становится весьма актуальной для мировой социологической мысли, которая ещё ждёт серьёзных исследований. В самом первом приближении её осмысление и решение нами видится на путях теории и практики гуманистически ориентированной модернизации. Современных уязвимостей вообще избежать невозможно, они имманентная составляющая современности, но ими можно и нужно управлять, ибо уязвимости – суть последствия осознанных выборов альтернатив, осуществляемых самими людьми. От того, какие сделают выборы россияне в контексте ориентации на самоорганизацию, включат ли они в расчёт явные и латентные факторы принимаемых решений, проанализируют ли как ожидаемые, так и их ненамеренные последствия, каково будет при этом соотношение интеллектуального, прагматического и гуманистического компонентов, зависит, в конечном счёте, аккумулирующий результат гуманистически ориентированной модернизации.

Наконец, необходимо объективно учесть явные и латентные факторы противодействия модернизации вообще. В нынешних сложных условиях может возникнуть и фактически возникла ситуация, которую мы обозначали как ловушка модернизации: в обществе есть осознание того, что необходимо осуществлять модернизацию, и, вместе с тем, имеются веские опасения того, что модернизация, её прагматическая стратегия на инновации вообще могут ухудшить социальное положение значительной части населения, вызвать нежелательные экономические и политические потрясения в стране. Подчеркнём, существующие опасения небезосновательны, многие из них предполагают, так или иначе, учёт новых реалий уязвимостей становящегося сложного социума.

При всём том, что риски модернизации, несомненно, поставят перед россиянами много неожиданных, возможно, даже экзистенциальных проблем, последние не сопоставимы с риском демодернизации. Российский социолог-рисколог О. Н. Яницкий подчёркивает архиважность решения проблемы риска демодернизации российского общества, что ведёт к нефункциональности и дисфункциональности в экономике, социальной жизни, политической сфере. В частности, он отмечает возникновение рисков «теневизации» экономики, рост численности групп риска (безработные, бомжи, беспризорные дети и др.), политическую маргинализированность альтернативных общественных движений и оппозиционных партий [см.: 25, с. 48–55]. Крайней дисфункциональности общества, по его мнению, способствуют риски беспредела, превращающие общество в антисообщество [см.: 26, с. 377]. В итоге дискуссии о модернизации сворачиваются, стратегическое развитие, по существу, вытесняется «ручным управлением», ориентированным на решение тактических задач.

По нашему мнению, выход из ловушки модернизации всё же есть. Можно сблизить и даже объединить разноплановые интересы различных социальных групп и элит (упомянутых социал-консерваторов и либералов) на основе стратегии гуманистически ориентированной модернизации. Да, ни одна исторически известная модернизация не поднялась до постановки цели духовного и нравственного возрождения человеческих отношений, до задач формирования гуманистического капитала и его преумножения. Но ведь когда-то должен состояться исторический прорыв на этом направлении.

Мышление в терминах риска и гуманизма

Для каждой модернизации характерно своё общественное сознание, свой, определённый тип мышления. В эпоху индустриальной модернизации мышление основывалось на постулатах существования «законов» естественно-исторического развития, презумпции внешней причины, принудительной каузальности, логоцентризма и европоцентризма научного знания. По существу, обосновывался «универсальный» детерминизм разума и морали, характерный-де для всей человеческой цивилизации. С позиций сегодняшнего дня такой тип мышления выглядит исторически ограниченным.

В послевоенных модернизациях в мышлении всё более доминируют компоненты формального рационализма и полезности. Как считал выдающийся социолог современности Роберт Мертон, недостатком этого типа мышления является то, что оно латентно осуществляет «обучение неспособности» к творческому, креативному мышлению. От себя добавим – также и к гуманистическому мышлению в терминах Добра.

Под влиянием возникновения сложного социума, фрагментаций, дисперсий, разрывов социальной реальности в последние десятилетия активно формируется рефлексивный тип мышления в терминах риска, основанного на постулатах о крайнем динамизме современного мира, глобальности пространства, размывании культурных идентичностей, резком уменьшении масштабов долгоживущего социума и увеличении потенциала неравновесности, случайностей. У этого мышления появились новые, весьма достойные характеристики – стремление к интегральному использованию достижений естественных, социальных и гуманитарных наук, к учёту как мужского, так и женского видения социума.

Однако, при всех достоинствах данного мышления, на наш взгляд, оно практически не учитывает проблематику гуманистического потенциала социальных акторов. Полагаем, общество теряет многие свои качества, способствующие сотрудничеству и солидарности людей, из-за того, что и учёные, и даже деятели культуры за последнее время снизили интерес к собственно проблеме гуманизации человеческих отношений.

Модернизация с гуманистическим стержнем побуждает начать движение к утверждению нового типа мышления, который мы обозначили как нелинейно-гуманистическое мышление. Предполагается, что оно учитывает не только парадоксы, разрывы и нелинейности в общественном развитии, но и ставит во главу жизнедеятельности человека поиск новых форм гуманизма, ориентированных на его экзистенциальные потребности, цели наращивания гуманистического потенциала в обществе, во взаимоотношениях с природой.

К мышлению в терминах риска, представляется, россияне в принципе готовы – годы перестройки и «шоковой терапии» способствовали тому, хотя главным образом на обыденном уровне. С гуманистической составляющей мышления не всё так однозначно. Прагматизм и ориентация на увеличение потребления без органичного единства с гуманизмом способствовали утверждению в нашей стране пресловутых социальных практик постиндустриального толка – медицинских услуг, нацеленных на заработок персонала, а не на лечение больных. Аналогичные практики сложились в образовательной, культурной, информационной и собственно государственной сфере – акцент сделан на количестве услуг, а не на их гуманистическом содержании – ведь, в конечном счёте, все услуги адресованы человеку.

Ныне, по нашему убеждению, необходимо добиться единства мышления в терминах риска и гуманизма. Разумеется, движение к нелинейно-гуманистическому мышлению не осуществится спонтанно, без активных целенаправленных усилий. Принцип “laissez fair” здесь просто не сработает. Соответственно, необходимо предпринять конкретные усилия в направлении гуманизации образования в стране в целом, что, естественно, предполагает формирование креативности, обучение творчеству, ориентацию на общественно значимую самоорганизацию, на самотворение собственно человеческого потенциала в контексте любых возникших уязвимостей. Тогда результатом модернизации станет социологический портрет России, который будет определять материализация «русской мечты» в виде триединства Свободы, Братства, Гуманизма.

Литература

1. Touraine, A. La société postindustrielle. P., 1969.
2. Bell, D. The Coming of Post-Industrial Society. N. Y.: Basic Books, 1973.
3. Bell, D. The Cultural Contradictions of Capitalism. N. Y.: Basic Books, 1976.
4. Гринберг Р. С. Мифы постиндустриализма и проблемы реиндустриализации России // Якунин В. И., Сулакшин С. С., Багдасарян В. Э. Кара-Мурза С. Г., Деева М. В., Сафонова Ю. А. Постиндустриализм. Опыт критического анализа. М., 2012.
5. Тощенко Ж. Т. Парадоксальный человек. М.: ЮНИТИДАНА, 2008.
6. Валлерстайн И. Конец знакомого мира: Социология XXI века. М.: Логос, 2003.
7. Заславская Т. И. Современное российское общество: Социальный механизм трансформации. М.: Дело, 2004.
8. Perrow, Ch. Normal Accidents: Living with High Risk Technologies. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1999.
9. Perrow, Ch. The Next Catastrophe: Reducing our Vulnerabilities to Natural, Industrial, and Terrorist Disasters. Princeton University Press, 2011.
10. Bauman, Z. Collateral Damage. Social Inequalities in a Global Age. Cambridge: Polity Press, 2011.
11. Яницкий О. Н. Социология риска. М.: Издательство LVS, 2003.
12. Яницкий О. Н. «Критический случай»: социальный порядок в «обществе риска» // Социологическая теория: история, современность, перспективы. СПб.: «Владимир Даль», 2008.

Институт социологии, Россия реформирующаяся. Ежегодник. выпуск 12, Новый хронограф. 528 с, Москва, 2013.