Апокалипсис и модель развития истории человечества.
В категориях: Аналитика и комментарии,Библия говорит,Социология, культурология, история,Трудные места
Какой выбрать путь к счастью человека: через постепенный прогресс или быстрое и тотальное разрушение старого?
М. Г. Абрамс
Пророки, учителя и апостолы Священного Писания учили. что библейская история движется резкими рывками. Какое из его ключевых событий ни возьми, это всегда мгновенный катаклизм, ведущий к радикальным переменам: сотворение мира, грехопадение, Воплощение и Воскресение Христово, а также «огненное утешение, которое дарует апокалиптическая спасательная экспедиция с небес» (по выражению Руфуса Джонса) 12, прибывшая, чтобы установить режим Тысячелетнего Царства [Millennium]. Всех современных правителей, все современные институты Откровение трактует как тотальное зло и обещает, что Тысячелетнее Царство уничтожит их подчистую.
После победы христианства эта милленаристская составляющая христианского учения стала представлять явную опасность для Церкви и существующего социального порядка; опасность усугублялась еще и тем фактом, что центром христианской церкви в западном мире стал тот же самый Рим, который в Откровении фигурировал под именем «Вавилона» и «Великой Блудницы». На первом этапе существования христианства, несколько веков подряд, много раз предпринимались попытки устранить эту угрозу, исключив Откровение из библейского канона. Но гораздо более эффективным и живучим оказалось решение, найденное Августином: он спас Откровение, изменив самую его суть — а именно, предложив толковать его аллегорически, понимая под Тысячелетним Царством уже существующее, но незримое духовное царство, которое на деле возникло в миг Воскресения Христова. И все же, хотя в официальной церковной доктрине возобладала позиция Августина, вера в Тысячелетнее Царство, понятое буквально, не угасала и в Средние века, а после Реформации вновь получила широкое распространение.
Благодаря этому обстоятельству в христианстве на протяжении веков был силен исторический проспективизм — уверенность в неизбежности конечного благополучного исхода уже в этой жизни, для всего нашего мира, несмотря на то, что человечество погрязло во грехе и обитает в юдоли слез. Эти милленаристские ожидания способствовали формированию на Западе определенных стойких представлений о будущем человечества, которые не имеют близких параллелей в культурах, развившихся вне иудео-христианской сферы влияния.
Милленаризм, мелиоризм и идея прогресса
Первое из этих стойких представлений состоит в том, что род человеческий идет шаг за шагом к значительно улучшенному или даже идеальному положению дел в сферах материальной и умственной жизни, морали и общественного устройства. Еще в XII веке монах-цистерцианец Иоахим Флорский дал Откровению новую трактовку в свете тринитарной концепции истории, разделив исторический процесс на три великие эры: первую, ветхозаветную эру Бога-Отца, нынешнюю эру Бога-Сына и грядущую эру Духа Святого, когда объединенными усилиями Бога и людей весь мир придет к беспредельной духовной свободе. Таким образом Иоахим превратил библейскую историю с одним грехопадением и одним искуплением в череду трех поступательных качественных скачков и выравниваний курса, конечным итогом которой станет обретение идеала на земле. После смерти Иоахима некоторые его приверженцы, в особенности францисканцы-спиритуалы, создали на основе его пророчества о Третьей Эре боевую программу радикальных политических (а также моральных и религиозных) преобразований, которая долго еще, особенно в католических странах, оказывала сильное влияние на революционные учения.
Идея прогресса в ее современном виде, однако, восходит главным образом к протестантству. Когда-то историки считали идею прогресса просто оптимистической экстраполяцией на будущее тех разительных успехов, которых достигла Европа в период Возрождения и в последующий период на ниве науки, техники, географических открытий и искусства, — но современные исследователи доказали ошибочность такого взгляда. На самом деле эти достижения в науке и практической деятельности вгонялись в унаследованную от предков теологическую схему исторического проспективизма — однако в результате сами контуры и динамика этой схемы претерпели существенные изменения. Ибо, начиная с эпохи Возрождения, человечество, казалось, изобрело свои собственные средства для обретения обещанного блаженства постепенным и мирным путем, вместо внезапного и разрушительного божественного вмешательства; от века к веку крепнул взгляд на прогресс как на нечто, обеспечиваемое исключительно человеческими силами и гарантируемое воздействием чисто природных факторов; необходимость в апокалиптической спасательной экспедиции с небес просто-напросто отпадала.
Одним из самых ранних сторонников идеи исторического прогресса был, к примеру, Фрэнсис Бэкон, считавший его неизбежным последствием использования экспериментальной науки для усиления контроля человека над материальными условиями его благосостояния. Однако он помещает эту идею в четко выраженный контекст христианско-провиденциалистической концепции истории и подкрепляет свою апологию прогресса постоянными отсылками к апокалиптическим пророчествам. Так, утверждение пророка Даниила о «последних временах», что «many shall go to and fro, and knowledge shall be increased»*, Бэкон расшифровывает следующим образом: «И эти счастливые успехи в морском деле, в изучении и познании земного шара вселяют в нас большую надежду на дальнейшие успехи и развитие знаний, тем более что и то и другое, как видно по божественному предначертанию, происходит в одну и ту же эпоху. Ведь именно так предсказывает пророк Даниил […], как бы относя тем самым к одному и тому же веку путешествия, исследования Вселенной и всестороннее развитие знаний» 13.
Первые и последние времена Бэкон понимает так: грехопадение человека в нравственном плане представляло собой потерю невинности, а в плане познания — отлучение разума от природы, то есть утрату первоначального владычества человека над тварным миром. Однако экспериментальная наука обещает восстановить «общение между разумом человека и природой вещей… в его совершенном и первозданном виде». Итак, концом земного прогресса человечества будет его возвращение к эдемскому состоянию, которое Бэкон отождествляет с Царствием небесным последних дней: «вход в царство человека, основанное на науках» есть почти то же самое, что «вход в царствие небесное, куда никто не войдет, если не обратится и не будет, как дитя». Предвкушаемое осуществление пророчества он воспевает с помощью великого апокалиптического образа бракосочетания; только в роли жениха и невесты выступают не Христос и обновленный Иерусалим, но ум и вселенная, при вспомоществовании божественной благости; и будем надеяться (и да будет это молитвенным гимном новобрачным), что это бракосочетание даст жизнь… династии и целому племени изобретений, которые хоть в какой-то степени умерят и устранят страдания и нужду человечества 14.
Даже в XIX веке, в звездный час идеи прогресса, когда его неизбежность считалась неотъемлемой закономерностью общественного развития, многие приверженцы социальных реформ продолжали изъясняться на языке библейских пророчеств. Конечно, эти библейские аллюзии во многом были всего лишь метафорами, за которыми скрывались вполне светские воззрения; они использовались, чтобы облечь новые понятия и программы в понятную, привычную для консервативной аудитории форму, а также влить в новые идеи мощь уже существующих религиозных верований. Однако этому библейскому языку свойственна неразрывная преемственная связь с истоками идеи неизбежного прогресса — то есть с милленаристскими пророчествами. Как сказал Кольридж об античных мифах, этой, по его выражению, «прекрасной классике старой религии»:
[Oни более не живы для веры разума!
Но сердце все еще нуждается в своем языке,
И старый инстинкт все еще воскрешает в памяти старые имена] 15.
Например, социалист и реформатор промышленности Роберт Оуэн не признавал никаких религиозных доктрин — но регулярно выражал свою убежденность в возможности постепенного мирного перехода к «Новому Нравственному Миру», пользуясь заимствованными из Книг Исайи и Откровения образами нового неба и новой земли. В 1824—1825 годах Оуэн путешествует по Америке и, излагая в обращении к президенту и конгрессу свою модель общественного переустройства, провозглашает, что «наступила пора, когда принцип добра… вот-вот восторжествует над принципом зла… Древнее прошло, теперь все новое». Позднее он обратился к общине своих последователей из поселения Нью-Хармони (Новая Гармония) со следующим словами:
День вашего избавления наступил; итак, давайте же, сердце к сердцу и локоть к локтю, работать для распространения этого избавления… пока оно не охватит всех людей вплоть до отдаленнейших уголков земли. Тогда и настанет полное время той вселенской субботы, или царства счастья, которое сейчас начинается здесь; и те из вас, кто готов облачиться в брачные одежды, еще успеют, надеюсь, насладиться им при своей жизни.
Последователи Оуэна называли его Мессией, который пришел сейчас, в момент исполнения сроков; а сам Оуэн на смертном одре, находясь в здравом уме и твердой памяти, заявил, что «когда я спокойным взглядом озираю свою прошедшую жизнь… то мне представляется, что она была чередой исключительных или необычайных событий… призванных толкать меня вперед, к свершению миссии, исполнить которую мне было назначено» 16.
Перевод с английского Светланы Силаковой
Примечания
12 Rufus M. Jones. The Eternal Gospel. N. Y., 1938. P. 5.
13 Francis Bacon. The New Organon and Related Writings / Ed. Fulton H. Anderson. N. Y., 1960. P. 90—92 [«О достоинстве и приумножении наук», кн. II, гл. 11. Рус. пер. Н. А. Федорова цит. по изд.: Ф. Бэкон. Соч. в 2-х тт. / 2-е изд. М.: Мысль, 1977. Т. 1. С. 172]. Соотношение между Провидением и тем, что Бэкон применительно к истории именовал «судьбой», лорд Актон в конце XIX века описал так: «Прогресс и был Провидением: пока в истории был Прогресс, в ней не могло быть никакого Бога» (Цит. по: H. Butterfield. Man on His Past. Cambridge, 1955. P.130).
14 «The New Organon and Related Writings», pp. 3, 14, 15, 22—23, 66.
15 Авторская интерполяция Кольриджа в его перевод драмы Шиллера «Пикколомини», II, iv, ст. 123 и сл.
16 Цит. по: J. F. C. Harrison. Robert Owen and the Owenites in Britain and America. L., 1969. Р. 106, 126, 134.
Добавьте свой комментарий