Борьба за святость Церкви против лжепророчеств
В категориях: Общество, Церковь и власть
Игорь Котенко
В начале второго века церковь определенно была озабочена проблемой личной святости в условиях гонений в преддверии радостно ожидаемого скорого конца света и возвращения Господа Христа. Еще свежи были воспоминания тех, кто общался с апостолами Христа и видел разрушение Храма.
Так как апостолы уходили в вечность, верующие искали нового водительства. И тогда необыкновенно сильное влияние на паству приобрели пророки. Именно они, вторые по старшинству, служили теперь авторитетами в собраниях в то время, когда книги Писаний были разрозненны, а иерархия в церкви только начала формироваться. Среди тех, кто заявлял о своем пророческом даре, было немало и самозванных. Доля истинных пророков оказалась малой в общем их числе.
Обилие пророков поставило под сомнение истинность самого дара пророчества и обесценивало его.
Иоанновы послания, написанные, вероятно, в последней декаде первого века, говорят о растущей волне лжепророчеств, как чума захлестнувших церкви (1 Ин. 4:1). Каждое из новых учений претендовало на исключительность полученных пророчеств. К тому времени, когда было написано Откровение Иоанна Богослова, лжепророчества и лжеучения серьезно беспокоили церковь. В Откровении о церкви в Пергаме говорится, как о пострадавшей от учения Валаама и ереси Николаитов (Откр. 2:1217). В церкви в Фиатирах проблема была с пророческой активностью некоей Иезавели (Откр. 2:20). Возможно, что источником пророческих высказываний в данном случае был непосредственно сатана (Откр. 2:24). Ситуация в Ефесе была не в пример лучше, где церковь получила одобрение за активное противодействие лжепророкам (Откр. 2:2).
Во второй половине второго века появилась очередная серьезная ересь. Ее последователи называли себя «новое пророчество», лидером которого был Монтан (170 г.). Прежде чем обратиться в христианство, он был жрецом восточного культа Кибеллы. Монтан и бывшие при нем женщины Присцилла и Максимилла, оставившие своих мужей, вели даже более строгий образ жизни, чем предписывала церковь. Они усердно пророчествовали, получая откровение в экстазе. О Присцилле и Макеимилле Евсевий пишет, что они «говорили яростно, негоже и неправильно». Их пророчество было «новым» в том смысле, что существенно отличалось от понимания ранней церковью сути новозаветных пророчеств и личности пророка. Монтанисты утверждали, что пришествие обещанного Духа уже сбылось, и они — апостолы открывшегося Параклета. Они настаивали на истинности своих высказываний и приравнивали их к пророчествам Писаний. Тем самым в определенной мере ставился под сомнение авторитет формирующегося церковного руководства из епископов и пресвитеров, призванных давать правильное толкование Писаний и правильно проводить богослужебные собрания. Резкий отход от принятых библейских норм в содержании и способе высказывания пророчества вызвал тревогу в церквах, ибо многие последовали за ними, особенно на Западе. Церковь отвергла их как лжепророков.
К тому времени, когда в церкви сформировался список общепризнанных книг Священного писания, вопрос о пророчествах был решен на уровне церковного руководства. Отныне никакое новое пророчество не следовало принимать за истинное, ибо канон Писаний был теперь закрыт. Не все, однако, с этим согласились.
С тех пор, как ересь монтанизма сошла на нет, пророческий феномен никогда уже не был актуальной темой в основном русле христианства. Напротив, внимание сконцентрировалось на апостольском учении и исследовании Писаний как главного источника христианского учения и знания.
Во времена Иоанна Златоуста (347— 407 гг.) дар пророчества считался канувшим в вечность. По вопросу духовных даров, приводимых подробно в 1 Кор. 12:112 и в общем в главах 12-14, он говорил: «Все эти места довольно непонятны, но это вызвано нашим невежеством о том, о чем там сказано, и прекращением их действия, которые ранее действовали обычным образом, но только не сейчас. Почему они не действуют теперь? А зачем они были даны тогда?». Латинский манускрипт, найденный в 1740 году в Милане, под названием Канон Муратория, датируемый примерно тем же временем, что и расцвет монтанизма (170 г.), содержит первый список канонических книг Нового Завета и ссылается при этом на апостолов и пророков, отмечая, что их число достигло «полноты», то есть наступил конец пророческим высказываниям. Тот же Канон Муратория отверг раннехристианское сочинение «Пастырь» Ерма для включения в список канонических книг по той причине, что оно было недавно написано и что пророчества умолкли с кончиной апостолов.
Христианство, 5/2002
.ру
Добавьте свой комментарий