Встречи со Христом: письма паломника из Иерусалима.
В категориях: Бог творения, творчества и красоты,Возрастая в личной жизни,Интересное рядом,Личность, обращенная к Богу,Созидая свой внутренний мир
Александр Нежный, православный писатель, журналист.
Даже и объяснять не стану тебе, как отзывалось во мне одно лишь название этого города: Назарет. Ты и сам, будучи на моем месте, волновался бы и трепетал ужасно — я знаю.
В мечтах моих самых дерзких я только мог вообразить себя в городе Марии и Иосифа, городе Благовещения, городе, в котором Иисус вырос и возмужал, и в котором уже в дни своего служения дважды был отвергнут земляками, причем в первый раз даже с покушением на Его жизнь. «…выгнали Его вон из города, и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его; но Он, пройдя посреди них, удалился» (Лк 4:29-30). Мы с тобой как-то рассуждали над этими двумя отвержениями и пытались понять: почему вдруг вспыхнула к Нему в Назарете такая лютая злоба? И ты обронил: зависть. А ведь и в самом деле: посредственности или, вообще говоря, толпе невозможно примириться с тем, что известный городу с малых лет сын плотника вдруг заговорил как имеющий премудрость, власть и силу. «Откуда же у него все это?» (Мф 13:56). Вот именно: никому в Назарете ничего подобного никогда и не снилось, а сыну Марии и Иосифа непостижимым образом досталось все! Разумеется, тут не только зависть и глухое непонимание — тут еще и ревность не по разуму и нежелание взглянуть на себя со стороны и поразмыслить, отчего все-таки в три с половиной голодных года Илия послан был в помощь к вдове из Сарепты, язычнице, а Елисей из всех прокаженных в Израиле очистил лишь одного — Неемана Сириянина. Непоколебимое убеждение в собственной праведности превращает живую веру в своего рода мумию, сохранившую плоть, но потерявшую душу. «Те, кто рядом со Мной, Меня не поняли». Этих слов Иисуса нет в канонических Евангелиях; я выписал их из апокрифических «Деяний Петра», поразившись скорбной близости меж ними и Его горчайшим замечанием о пророке, который бывает «без чести разве только в отечестве своем и в доме своем» (Мф 13:57). Какое безмерное одиночество выпало Ему! Или вечное и великое одиночество и есть участь Бога?
После накрывшего Назарет дивного облака, я еще долго ворочался с боку на бок. Огни проезжавших по улице машин пробегали по белому потолку; усиленный динамиками голос муэдзина звал правоверных к молитве; неподалеку, в кафе, громко играла заунывная восточная музыка… И это кафе, куда, как посланные Моисеем высматривать землю Ханаанскую, отправились два пилигрима — похожий на Кутафью башню телевизионщик и единственный в нашем маленьком Ноевом ковчеге римо-католик, человек русский, московский, ученый, со склонностью к маленьким житейским радостям, и, возвратившись, доложили, что чай подают отменный, а к чаю по желанию — еще и кальян; и магазинчики с приветливыми арабами на пороге, развалами маленьких, с черными полосами, арбузов, горами зелени, потрескавшимися от спелости гранатами, мягким фиолетово-синим инжиром, сладкими даже на вид коричневатыми финиками; и булочная, из дверей которой пахло свежевыпеченным хлебом и откуда зазывно махал нам рукой черноусый смуглый красавец, и аптека с вывеской зеленого цвета — от всего этого надо было каким-то образом отрешиться, дабы ожидание Назарета не оказалось напрасным. Надо было и на завтрашний день, и на все дни нашего паломничества выучиться словно бы спускаться в глубочайший колодец времени и в его древней тишине пытаться обрести драгоценные встречи.
…Голова у меня шла кругом, хотя я всего лишь едва заглядывал в его бездонную темноту с крошечным проблеском света где-то, может быть, в совсем ином мире. И там, на берегу ручья, смутно различал я мальчика лет пяти, ловкими пальчиками лепившего из глины воробьев, одного за другим, всего двенадцать — число для иудея священное, ибо колен Израиля, старейшин кумранской общины, первых апостолов, ворот сходящего с небес священного града Иерусалима: везде мы его, это число, находим, — а затем хлопнувшего в ладоши и вскричавшего: «Летите!». И воробушки глиняные тотчас превратились в живых и вспорхнули, трепеща крыльями и щебеча. А чуть позже, играя, упал с крыши дома один ребенок и разбился насмерть. Спросили разделявшего с ним игры отрока: «Ты, Иисус, столкнул его на землю?». Тогда Иисус назвал бездыханное дитя по имени и сказал: «Сбросил ли Я тебя на землю?». «Нет, Господи», — плача от ужаса пережитой смерти и смеясь от радости, отвечало воскресшее дитя. И будто бы мальчик восьми лет с лицом одновременно и детским, и мудрым, и светлым и печальным свернул с дороги, ведущей к Иордану, и вошел в пещеру, где львица выкармливала детенышей своих и где возлежал, сторожа их покой, сам царь зверей — лев. Видевший это народ оплакал безрассудного мальчика и решил, что он будет растерзан за грехи своих родителей. Но ко всеобщему изумлению в сопровождении медленно вышагивающих львов и резвящихся львят Иисус вышел из пещеры и обратился к людям с такими словами: «Звери узнали Меня и смягчились, люди видят Меня, но не признают».
Согласись, что эта страшная и горькая правда подтвердилась не только Его крестной смертью, но и всей жизнью человеческого муравейника вплоть до наших дней…
Что это было? Сны? Читанная и перечитанная книжка апокрифов, которые по сути своей есть блаженное забытье человечества, желающего хотя бы во сне наполнить содержанием три десятка лет жизни Иисуса в Назарете? Ты ведь не будешь спорить, друг мой, что Евангелия, помимо благоговейного восторга, оставляют в душе и некоторое что ли недоумение и невольный вопрос: а чем же Он был занят до поры, пока не пришел Ему час выходить на Свое служение? Отсюда, между прочим, Индия с ее искусниками, якобы обучившими Христа йоге, Египет с его магами, будто бы посвятившими Спасителя в сокровенное знание, Тибет, открывший, как поговаривают антропософы, молодому иудею из Назарета все тайны мира и человека… Истории с путешествиями Иисуса в дальние страны за мудростью и тайноведением заманчивы для непробудившейся к вере души. Нам же с тобой достойней и праведней пребывать в убеждении, что почти тридцать лет Спаситель вместе с Богоматерью, братьями и сестрами и праведным Иосифом прожил здесь, в Назарете, где и похоронил своего названного отца. И что, трудясь, радуясь и печалясь наравне со всеми как человек, Он до урочного часа сохранял в себе Бога. Кто знал об этом? Иосиф-обручник и Она, вверенная ему Дева, которой явился с Благовестием ангел Господень.
Вообрази теперь утренние, еще не жаркие улицы Назарета 8, близко стоящие друг подле друга и тесной гурьбой поднимающиеся по всему склону горы дома — то совсем белые, то тронутые желтизной, а то сплошь светло-серые, и где-то уже совсем высоко, чуть ли не самом гребне — крытые кирпичного цвета черепицей постройки католического Благовещенского монастыря с самым большим христианским храмом на Ближнем Востоке — церковью Благовещения 9.
Игумен Даниил, скорее всего, видел самую первую Благовещенскую церковь, построенную одним из героев Первого крестового похода Танкредом, рыцарская доблесть и романтическая натура которого была воспета многими поэтами, в том числе и Торквато Тассо в «Освобожденном Иерусалиме». Помнишь ли нашего преподавателя, Царство ему Небесное, с воодушевлением читавшего нам сцену схватки сарацинской воительницы Клоринды и Танкреда, в нее влюбленного, но в бою ее не узнавшего? «Но близится к минуте роковой смертельный спор, — как заправский актер восклицал он и дрожащей рукой наполнял стакан из графина, в котором полагалось быть воде, но в который рассчитывающие на благоприятный исход вот-вот грядущих экзаменов студенты налили нечто, на сорок градусов крепче. — Клоринда проиграла: несчастной в грудь он меч вонзает свой, чтоб кровью напоить стальное жало…». И, не поморщившись, маленькими глотками выпил стакан до дна и промолвил, обращаясь к затаившей дыхание аудитории: «Какая поэзия!». Историки, правда, утверждают, что мистицизм прекрасно уживался в Танкреде с коварством, жестокостью и непомерным честолюбием. Но так или иначе, именно он построил храм Благовещения, который семь лет спустя благоговейно осматривал игумен Даниил. 10
Но где, собственно, состоялось само событие Благовещения? Где, в каком месте посланец Бога Гавриил предстал перед Марией со словами, что ей суждено родить Сына Всевышнего? В стародавние времена из-за этого вполне могла разгореться сильнейшая свара — недаром ведь, отчасти пародируя христологические и догматические споры, у Свифта два лилипутских государства сошлись не на жизнь, а на смерть из-за важнейшего вопроса: с какого конца разбивать яйца — с тупого или острого. Вообще, возле даты, места, верного начертания Божественного имени и — тем паче — возле догматики (вроде непереходимым камнем застывшем в веках между Западной и Восточной Церквями Filioque 11 или соотношений двух природ в Христе и т.д.) — возле всего этого в христианской Церкви всегда горели (да и сейчас горят) нешуточные страсти. Когда взглядываешь на них с точки зрения Евангелия или с другой, мне кажется, не менее верной — человеческого страдания, то, к примеру, вопросы пасхалии или исхождения Святого Духа только от Отца или же и от Сына, представляются, прости, Господи, давным-давно утратившими свое жизненное значение.
Место же Благовещения, по счастью, подобных страстей не вызывало. Находим у Луки (1:28): «Ангел, вошед к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою…» А уж коли вошел, то, верно, в дом, где Она жила у своего, как говорит Сергей Сергеевич Аверинцев, юридического мужа. Предание дополняет эту превосходящую человеческое воображение картину, изображая Марию перед явлением посланца Всевышнего с книгой в руках. Автор апокрифа, может быть, чересчур простодушно связывает сюжетные нити, уверяя нас, что Дева читала именно пророка Исаию — как раз то места, где сказано: «Се, Дева во чреве приимет, и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил» (Ис 7:14). Хотя ты как-то мне говорил, что без великого простодушия не бывает великих преданий. 12
К этому источнику мы и шли.
Сноски:
8 В Назарете сейчас около 100 тысяч жителей, из которых 85 тысяч — мусульмане и 15 тысяч — арабы-христиане.
9 Она построена по проекту итальянского архитектора Джованни Муцио и освящена накануне победоносной для Израиля шестидневной войны с Египтом и Сирией в 1968 г. Ее строительство, как и сооружение составляющих вместе с ней единый комплекс зданий, финансировало израильское правительство.
10 «Памятники…», стр.100.
11 Filioque (лат.) — исхождение — в христианском богословии образ действия Третьего Лица Св. Троицы — Св. Духа.
12 «Памятники…», стр. 102.
Александр Нежный
На будущий год в Иерусалиме
«Континент» 2005, №125
Добавьте свой комментарий