Если религоведение служит для привлечения детей к православию, то это обернется химерой.
В категориях: Аналитика и комментарии,Личность, обращенная к Богу,Общество, Церковь и власть,Политика, экономика, технология

Прыгать надо не из прошлого, а из настоящего. И не вниз - там мы уже были. У нас в стране никто не учит молодых людей мыслить. теряется то, что называется национальным интеллектом.
Юрий Соломонов
На вопросы ответственного редактора приложения «НГ-сценарии» Юрия СОЛОМОНОВА отвечает доктор философских наук, профессор РГГУ Игорь ЯКОВЕНКО.
– Игорь Григорьевич, как бы вы охарактеризовали сегодняшнюю российскую реальность с точки зрения развития государства и общества?
– Нынешнюю реальность трудно описывать объективно. Потому что в кризисные эпохи наше восприятие действительности может быть лишь частично адекватным. И чем менее адекватно мы понимаем происходящее, тем больше кризис влияет на наше видение реальности.
Если же мы на это посмотрим с исторической точки зрения, то, несомненно, поймем, что живем в российской цивилизации, которая давно находится в ситуации перехода от традиционного общества и традиционной ментальности к современному модернизированному качеству страны и общества.
– В чем этот переход можно обнаружить?
– В модернизированном обществе действиями людей во всех областях жизни движет рациональность. В то время как в традиционном обществе поколение за поколением люди живут, воспринимают и осваивают мир точно так же, как их родители, деды и прадеды.
Современное общество отличает высокая физическая и социальная мобильность. Принцип «где родился – там и пригодился» здесь не работает. Как и приверженность к профессии предков. Развиваются технологии, а вместе с ними совершенствуются люди. Конечно, для этого им требуется свобода и демократия. Дальше идет широкое гражданское общество, способное реагировать рационально и эффективно на любые кризисы. Отсюда возникает такой экономический рост, какой в традиционном обществе невозможен, потому что оно не способно обеспечить высокую динамику развития.
– Если от теории обратиться к нашей современной истории, были ли в ней какие-то периоды, попытки, дававшие шанс на более интенсивное развитие?
– На мой взгляд, этим шансом была горбачевская перестройка, потому что она появилась в условиях уже наступившего исторического тупика. Именно поэтому нашлись рационально мыслящие люди, которые это поняли. Конечно же, их было немного. Их сил и энтузиазма хватило на то, чтобы начать выход из советской экономики. Поэтому, когда закончились лихие 90-е, людям, которые ничего от тогдашней свободы и демократии не получили, внушили объяснение – во всем виноват Горбачев.
Вот тут у меня возникает исторический вопрос. Кто-нибудь в Германии возлагал ответственность за все, что с ней случилось, на первое немецкое правительство, которое поднимало страну после 1946 года?!
Да нет же. Это государство довел до ручки предшествующий режим, внедрявший в сознание общества человеконенавистнические идеи, проигравший войну, в которой погибли миллионы и миллионы своих и чужих граждан. Но разумные силы мира помогли Германии не только излечиться от фашистской чумы, но и построить новую экономику.
В России примерно до 1996 года было очень сложное, но необходимое время для привыкания людей к новой экономике, к пониманию механизмов рынка, к демократии, наконец. И я должен сказать, что даже сегодня на юге России есть довольно успешно работающие сельскохозяйственные предприятия. Есть примеры и в других регионах. И не только в сельском хозяйстве. Посмотрите на автопром и вспомните, на чем мы ездили 40 лет назад. Поэтому говорить, что ничего у нас не меняется, я бы не стал.
– Но с каждым даже не годом, а месяцем в современном мире меняется что-то такое, чего потом не восстановить.
– Конечно, есть и процессы, которые трудно назвать развитием. Я их ощущаю уже как преподаватель вуза. Мне кажется, что происходит отрыв молодых поколений от той самой русской литературы XIX века, которую мы с вами читали. Они, конечно, знают имена Гоголя, Пушкина, Достоевского. Просто у них очень плохие отношения с процессом чтения как таковым. Полуторастраничный текст – вот классический объем, который осиливает пользователь сетей. Дальше для него «буков много».
Но вообще-то отрывы людей от классической литературы в истории происходили. Разве европейский человек, скажем, VIII века читал греко-римскую античную литературу? Он жил другими занятиями. Где-нибудь в XII веке вместе с университетами могли появляться европейские интеллектуалы.
Конечно, меня беспокоит, например, то, что сегодня выпускники школ, поступающие в гуманитарные вузы, не знают истории. У меня целая группа четвертого курса не смогла ответить на вопрос, кто такой Герцен.
Есть еще и более серьезная проблема, кроме простых знаний. У нас в стране никто не учит молодых людей мыслить. А мышление – это своего рода технология. С нее начиналась Древняя Греция. Культура мышления лежит в основаниях западноевропейской культуры. Умению мыслить и дискутировать в Западной Европе учат с малых лет. У нас же с дискуссией давно и очень плохо.
– Мне кажется, возможности Интернета вдохновили многих на то, чтобы при любом возникшем вопросе или малейшем сомнении искать ответ в виртуальном пространстве. Там все есть…
– На этом пути человек лишается умения работать со смыслами, гипотезами, сопоставлять чужие мнения со своими знаниями и убеждениями. Картина мира строится в сознании мыслящего индивидуума не только из информации, которую он только что получил из Сети. В этом процессе участвуют знания, уже полученные и осмысленные ранее.
Я должен сказать об одном положительном факторе советской культуры и советского общества. О том, что тогда большую роль в развитии играло просвещение или просветительство. Это осуществлялось через научно-популярную литературу и периодику. Одни названия журналов чего стоят: «Знание – сила», «Наука и жизнь», «Техника – молодежи», «Химия и жизнь», литература Всесоюзного общества «Знание» и т.д. и т.п. И это все было доступно, потому что недорого стоило и к тому же присутствовало в массовых библиотеках.
Сейчас некоторые остатки того просветительства еще существуют, но это уже не является, как сейчас говорится, трендом.
Дальше я напомню ужасную вещь: в СССР существовала цензура. Но если политический надзор был негативным явлением, то борьба со лженаукой способствовала формированию рационального сознания, научному видению мира. Сейчас мракобесие зарабатывает деньги на том, что способствует торжеству архаического сознания. Нынешнему массовому человеку достаточно увидеть какой-нибудь безумный сюжет или прочесть глупейший рецепт, и он не только «поведется» на такую информацию, но и будет ее распространять как правду: это же по телевизору показывали!
А телевизор держится за такие темы по понятным причинам. Как политическим, так и экономическим. Утверждать, что такая деградация общества уже необратима, я не могу. Но с каждым днем теряется то, что называется национальным интеллектом, и усиливается кризисное сознание общества.
– Телевизор, конечно, могуч. Но немалый урон приносит и качество образования. Год назад ВЦИОМ сообщил о результатах всероссийского ЕГЭ-2018. Из отчета следовало, что 77% россиян считают, что качество знаний ухудшается из-за натаскивания учеников на прохождение тестов. Столько же опрошенных согласились с тем, что испытания не учитывают индивидуальности выпускников. 71% опрошенных заявили, что проверка знаний была поверхностной. А это был уже 10-й год торжества ЕГЭ на суверенных просторах России…
– Разумеется, когда мы говорим о гуманитарных институтах, факультетах, то главным в качественной проверке знаний и способностей студентов мыслить, дискутировать должно быть собеседование, которое основывается на личностных характеристиках обучающихся.
Тестирование же стирает индивидуальность, а для целого ряда профессий необходимо именно собеседование. Однако в нашей жизни есть и другой ряд занятий, для которых четкие ответы на поставленные вопросы, правильный выбор решения составляют основу качественной работы.
– А вам не кажется, что сегодняшнее преподавание истории на фоне социально-политических процессов, происходящих в нашем обществе, включая истерические дискуссии и телепропаганду, невольно превращается в довольно субъективную науку?
– Если говорить о подготовке профессиональных историков, то в процессе обучения самым главным я считаю научить студентов читать серьезную литературу и уметь отличать исторический документ от беллетристики любого качества.
Что же до школьных учебников истории, то мне идея единого учебника кажется неверной, потому что в этом проекте заложена задача научить всех ходить строем.
– Нет ли такой задачи в изучении основ религоведения? В том уже ставшем банальным смысле, что все религии равны, но есть одна более равная?
– Конечно, если религоведение видится как способ привлечь как можно больше детей к православию, то это обернется химерой. Как вузовский преподаватель могу сказать, что такие усилия уже видятся тщетными. Руководство РПЦ все больше доказывает, что православие выглядит наиболее привлекательным только в условиях монополии. Поэтому Русская православная церковь административными методами борется с любыми альтернативами. Кроме того, дидактика в общественных выступлениях многих иерархов, демонстрация ими якобы принадлежности к абсолютной истине, порой зашкаливающий консерватизм там, где надо бы проявить толерантность, – все это вызывает, на мой взгляд, обратный эффект.
Есть такое понятие «воцерковленный». Это человек, который хотя бы раз в месяц ходит в церковь, понимает смысл церковной службы, представляет себе азы учения. Так вот, по оценкам специалистов это множество составляет 3–5% массы, относящей себя к православным.
Лет 10 назад один известный социолог сказал: «Если кто-то пишет в анкете: «Я православный», то это означает, что он – нормальный постсоветский русский.
Добавьте свой комментарий